Неточные совпадения
Когда встали из-за стола, Левину хотелось итти за Кити в гостиную; но он боялся, не будет ли ей это неприятно по слишком
большой очевидности его ухаживанья за ней. Он остался в
кружке мужчин, принимая участие в общем разговоре, и, не глядя на Кити, чувствовал ее движения, ее взгляды и то место, на котором она была в гостиной.
Катавасов, войдя в свой вагон, невольно кривя душой, рассказал Сергею Ивановичу свои наблюдения над добровольцами, из которых оказывалось, что они были отличные ребята. На
большой станции в городе опять пение и крики встретили добровольцев, опять явились с
кружками сборщицы и сборщики, и губернские дамы поднесли букеты добровольцам и пошли за ними в буфет; но всё это было уже гораздо слабее и меньше, чем в Москве.
В числе предметов, лежавших на полочке Карла Иваныча, был один, который
больше всего мне его напоминает. Это —
кружок из кардона, вставленный в деревянную ножку, в которой
кружок этот подвигался посредством шпеньков. На
кружке была наклеена картинка, представляющая карикатуры какой-то барыни и парикмахера. Карл Иваныч очень хорошо клеил и
кружок этот сам изобрел и сделал для того, чтобы защищать свои слабые глаза от яркого света.
На другой стене висели ландкарты, все почти изорванные, но искусно подклеенные рукою Карла Иваныча. На третьей стене, в середине которой была дверь вниз, с одной стороны висели две линейки: одна — изрезанная, наша, другая — новенькая, собственная, употребляемая им более для поощрения, чем для линевания; с другой — черная доска, на которой
кружками отмечались наши
большие проступки и крестиками — маленькие. Налево от доски был угол, в который нас ставили на колени.
Солидный, толстенький Дмитрий всегда сидел спиной к
большому столу, а Клим, стройный, сухонький, остриженный в
кружок, «под мужика», усаживался лицом к взрослым и, внимательно слушая их говор, ждал, когда отец начнет показывать его.
Наконец он взял
кружку молока и решительно подступил к ней, взяв ее за руку. Она поглядела на него, как будто не узнала, поглядела на
кружку, машинально взяла ее дрожащей рукой из рук его и с жадностью выпила молоко до последней капли, глотая медленными,
большими глотками.
Дальше набрел он на постройку дома, на кучу щепок, стружек, бревен и на
кружок расположившихся около огромной деревянной чашки плотников.
Большой каравай хлеба, накрошенный в квас лук да кусок красноватой соленой рыбы — был весь обед.
Европейцы сидят
большую часть дня по своим углам, а по вечерам предпочитают собираться в семейных
кружках — и клуб падает.
Напиток был совсем холоден и отзывался
больше жестью, чем чаем, но Маслова налила
кружку и стала запивать калач.
Молодой парень скоро появился с
большой белой
кружкой, наполненной хорошим квасом, с огромным ломтем пшеничного хлеба и с дюжиной соленых огурцов в деревянной миске.
Наш хозяин был мужчина среднего роста, 45 лет. Карие глаза его глядели умно. Он носил
большую бороду и на голове длинные волосы, обрезанные в
кружок. Одежда его состояла из широкой ситцевой рубахи, слабо подпоясанной тесемчатым пояском, плисовых штанов и сапог с низкими каблуками.
Кроме как в собраниях этого
кружка, он никогда ни у кого не бывал иначе, как по делу, и ни пятью минутами
больше, чем нужно по делу, и у себя никого не принимал и не допускал оставаться иначе, как на том же правиле; он без околичностей объявлял гостю: «мы переговорили о вашем деле; теперь позвольте мне заняться другими делами, потому что я должен дорожить временем».
Тогда-то узнал наш
кружок и то, что у него были стипендиаты, узнал
большую часть из того о его личных отношениях, что я рассказал, узнал множество историй, далеко, впрочем, не разъяснявших всего, даже ничего не разъяснявших, а только делавших Рахметова лицом еще более загадочным для всего
кружка, историй, изумлявших своею странностью или совершенно противоречивших тому понятию, какое
кружок имел. о нем, как о человеке, совершенно черством для личных чувств, не имевшем, если можно так выразиться, личного сердца, которое билось бы ощущениями личной жизни.
В моей комнате стояла кровать без тюфяка, маленький столик, на нем
кружка с водой, возле стул, в
большом медном шандале горела тонкая сальная свеча. Сырость и холод проникали до костей; офицер велел затопить печь, потом все ушли. Солдат обещал принесть сена; пока, подложив шинель под голову, я лег на голую кровать и закурил трубку.
Я отворил окно — день уж начался, утренний ветер подымался; я попросил у унтера воды и выпил целую
кружку. О сне не было и в помышлении. Впрочем, и лечь было некуда: кроме грязных кожаных стульев и одного кресла, в канцелярии находился только
большой стол, заваленный бумагами, и в углу маленький стол, еще более заваленный бумагами. Скудный ночник не мог освещать комнату, а делал колеблющееся пятно света на потолке, бледневшее
больше и
больше от рассвета.
Так сложился, например, наш
кружок и встретил в университете, уже готовым,
кружок сунгуровский. Направление его было, как и наше,
больше политическое, чем научное. Круг Станкевича, образовавшийся в то же время, был равно близок и равно далек с обоими. Он шел другим путем, его интересы были чисто теоретические.
Возражение, что эти
кружки, не заметные ни сверху, ни снизу, представляют явление исключительное, постороннее, бессвязное, что воспитание
большей части этой молодежи было экзотическое, чужое и что они скорее выражают перевод на русское французских и немецких идей, чем что-нибудь свое, — нам кажется очень неосновательным.
Огарева
кружок состоял из прежних университетских товарищей, молодых ученых, художников и литераторов; их связывала общая религия, общий язык и еще
больше — общая ненависть.
С переходом в «Ливорно» из солидных «Щербаков» как-то помельчало сборище актеров: многие из корифеев не ходили в этот трактир, а ограничивались посещением по вечерам
Кружка или заходили в немецкий ресторанчик Вельде, за
Большим театром.
Ежедневно все игроки с нетерпением ждали прихода князей: без них игра не клеилась. Когда они появлялись, стол оживал. С неделю они ходили ежедневно, проиграли
больше ста тысяч, как говорится, не моргнув глазом — и вдруг в один вечер не явились совсем (их уже было решено провести в члены-соревнователи
Кружка).
Организатором и душой
кружка был студент Ишутин, стоявший во главе группы, квартировавшей в доме мещанки Ипатовой по
Большому Спасскому переулку, в Каретном ряду. По имени дома эта группа называлась ипатовцами. Здесь и зародилась мысль о цареубийстве, неизвестная другим членам «Организации».
Были еще немецкие рестораны, вроде «Альпийской розы» на Софийке, «Билло» на
Большой Лубянке, «Берлин» на Рождественке, Дюссо на Неглинной, но они не типичны для Москвы, хотя кормили в них хорошо и подавалось
кружками настоящее пильзенское пиво.
Актеры могли еще видеться с антрепренерами в театральных ресторанах: «Щербаки» на углу Кузнецкого переулка и Петровки, «Ливорно» в Кузнецком переулке и «Вельде» за
Большим театром; только для актрис, кроме
Кружка, другого места не было.
Вход в ресторан был строгий: лестница в коврах, обставленная тропическими растениями, внизу швейцары, и ходили сюда завтракать из своих контор главным образом московские немцы. После спектаклей здесь собирались артисты
Большого и Малого театров и усаживались в двух небольших кабинетах. В одном из них председательствовал певец А. И. Барцал, а в другом — литератор, историк театра В. А. Михайловский — оба бывшие посетители закрывшегося Артистического
кружка.
Московский артистический
кружок был основан в шестидесятых годах и окончил свое существование в начале восьмидесятых годов.
Кружок занимал весь огромный бельэтаж бывшего голицынского дворца, купленного в сороковых годах купцом Бронниковым.
Кружку принадлежал ряд зал и гостиных, которые образовывали круг с огромными окнами на
Большую Дмитровку с одной стороны, на Театральную площадь — с другой, а окна белого голицынского зала выходили на Охотный ряд.
Ранее, до «Щербаков», актерским трактиром был трактир Барсова в доме Бронникова, на углу
Большой Дмитровки и Охотного ряда. Там существовал знаменитый Колонный зал, в нем-то собирались вышеупомянутые актеры и писатели, впоследствии перешедшие в «Щербаки», так как трактир Барсова закрылся, а его помещение было занято Артистическим
кружком, и актеры, день проводившие в «Щербаках», вечером бывали в
Кружке.
«Екатерина Ивановна, — пишет он, — усаживала их (гиляков) в
кружок на пол, около
большой чашки с кашей или чаем, в единственной бывшей во флигеле у нас комнате, служившей и залом, и гостиной, и столовой.
Таким образом, мы скоро сжились, свыклись. Образовалась товарищеская семья; в этой семье — свои
кружки; в этих
кружках начали обозначаться,
больше или меньше, личности каждого; близко узнали мы друг друга, никогда не разлучаясь; тут образовались связи на всю жизнь.
Поверхность воды была бы совершенно гладкая, если бы на ней то тут, то там не появлялись беспрестанно маленькие
кружки, которые расходились все
больше и
больше, пока не пропадали совсем, а на место их появлялся новый
кружок.
Участники
кружка были арестованы в апреле 1849 года, и
большая часть их была приговорена к расстрелу.
Он подошел сначала к павильону, подле которого стояли музыканты, которым вместо пюпитров другие солдаты того же полка раскрывши держали ноты, и около которых,
больше смотря, чем слушая, составили
кружок писаря, юнкера, няньки с детьми и офицеры в старых шинелях.
С каждым днем я
больше и
больше извинял непорядочность этого
кружка, втягиваясь в их быт и находя в нем много поэтического. Только одно честное слово, данное мною Дмитрию, не ездить никуда кутить с ними, удержало меня от желания разделять их удовольствия.
Всякий раз после таких разговоров я втихомолку злился на Вареньку, на другой день подсмеивался над бывшими гостями, но находил еще
больше удовольствия быть одному в семейном
кружке Нехлюдовых.
Стариннейшим членом
кружка был Липутин, губернский чиновник, человек уже немолодой,
большой либерал и в городе слывший атеистом.
Сбегав еще раз в мельницу, он вынес из нее
большую сулею и глиняную
кружку.
Он в первый раз назвал её так, пугливо оглянулся и поднял руку к лицу, как бы желая прикрыть рот. Со стены, из рамы зеркала, на него смотрел
большой, полный, бородатый человек, остриженный в
кружок, в поддёвке и сиреневой рубахе. Красный, потный, он стоял среди комнаты и смущённо улыбался мягкой, глуповатой улыбкой.
Эта генеральша, самое важное лицо во всем этом
кружке и перед которой все ходили по струнке, была тощая и злая старуха, вся одетая в траур, — злая, впрочем,
больше от старости и от потери последних (и прежде еще небогатых) умственных способностей; прежде же она была вздорная.
Увар Иванович лежал на своей постели. Рубашка без ворота, с крупной запонкой, охватывала его полную шею и расходилась широкими, свободными складками на его почти женской груди, оставляя на виду
большой кипарисовый крест и ладанку. Легкое одеяло покрывало его пространные члены. Свечка тускло горела на ночном столике, возле
кружки с квасом, а в ногах Увара Ивановича, на постели, сидел, подгорюнившись, Шубин.
Жозеф сделал из него человека вообще, как Руссо из Эмиля; университет продолжал это общее развитие; дружеский
кружок из пяти-шести юношей, полных мечтами, полных надеждами, настолько
большими, насколько им еще была неизвестна жизнь за стенами аудитории, — более и более поддерживал Бельтова в кругу идей, не свойственных, чуждых среде, в которой ему приходилось жить.
Казаки спешились и, разнуздав коней, пустили их на обширный луг, который расстилался перед рощею, а сами, поставив на небольшом возвышении часового, расположились
кружком под деревьями. Кирша, вынув из кисы флягу с вином и
большой пирог с капустою, сел подле Алексея.
Вдоль стены на лавке сидели трое проезжих; один из них, одетый в лисью шубу, говорил с
большим жаром, не забывая, однако же, подливать беспрестанно из ендовы в свою дорожную серебряную
кружку.
Один седой жилец не допил своего кубка, — боярин принудил его самого вылить себе остаток меда на голову; боярскому сыну, который отказался выпить
кружку наливки, велел насильно влить в рот
большой стакан полынной водки и хохотал во все горло, когда несчастный гость, задыхаясь и почти без чувств, повалился на пол.
Остриженные в
кружок темно-русые волосы казались почти черными от противоположности с белизною лица, цветущего юностью и здоровьем; отвага и добродушие блистали в
больших голубых глазах его; а улыбка, с которою он повторил свое приветствие, подойдя к столу, выражала такое радушие, что все проезжие, не исключая рыжего земского, привстав, сказали в один голос: «Милости просим, господин честной, милости просим!» — и даже молчаливый незнакомец отодвинулся к окну и предложил ему занять почетное место под образами.
Хотя можно имя его произвесть от глагола льнуть, потому что линь, покрытый липкою слизью, льнет к рукам, но я решительно полагаю, что названье линя происходит от глагола линять: ибо пойманный линь даже в ведре с водою или
кружке, особенно если ему тесно, сейчас полиняет и по всему его телу пойдут
большие темные пятна, да и вынутый прямо из воды имеет цвет двуличневый линючий.
Утром: больные, кроме паралитика и толстого мужика, умываются в сенях из
большого ушата и утираются фалдами халатов; после этого пьют из оловянных
кружек чай, который приносит из главного корпуса Никита.
Эту сторону площади изменили эти два дома. Зато другая — с Малым и
Большим театром и дом Бронникова остались такими же, как и были прежде. Только владелец Шелапутин почти незаметно сделал в доме переделки по требованию М.В. Лентовского, снявшего под свой театр помещение закрывшегося Артистического
кружка. Да вырос на месте старинной Александровской галереи универсальный магазин «Мюр и Мерилиз» — огненная печь из стекла и железа…
Самого Акакия Церетели Грузинское общество чествовало, справляя его юбилей в
Большом зале Литературно-художественного
кружка, председателем которого тоже был Александр Иванович.
— Ермолова здесь. Я отвел ей кресло, все хотят П. А. Никитина послушать. Собственно, я для нее
больше и постарался пригласить Павлика. Он не любит выступать в Москве… Для нее только он и читает. В десять часов прямо из
Кружка на поезд, только для нее и остался, уж я упросил.
— «Поля»! «Поля»! — раздался шепот и громче других голос Горбунова, занявшего свое место в первом ряду, между Г. Н. Федотовой и небрежно одетым маленьким человечком с русой бороденкой, спокойно дремавшим под гул аплодисментов. Это был драматург М. В. Кирилов-Корнеев, автор массы комедий, переводных и переделанных, которые чуть не ежедневно шли и в Малом, и в
Кружке, и по всей провинции и давали ему
большой заработок.
Я с ним познакомился в первые дни моего поступления в
Кружок, старшиной которого он был и ведал сценой. Он все вечера проводил в
Кружке, приходя поздно только в те дни, когда в Малом театре бывали новые постановки. И всегда — с актерами — будь они
большие, будь они маленькие — днем завтракал в «Щербаках», а потом, когда они закрылись, к «Ливорно» и у Вельде, актерских ресторанчиках.